Сейчас майору Э. Пантеляту, его заместителю капитану В. Никандрову есть чему радоваться, чем гордиться. Подразделение по итогам минувшего года вышло на рубеж отличного и в новом учебном году сохраняет положение ведущего.
Казалось бы, зачем теперь ворошить старое? Но ведь борьбе за высокие показатели в боевой учебе сопутствует не только рост профессиональной выучки людей. В ходе ее происходит и шлифовка человеческих характеров, сложное и подчас очень поучительное преодоление ошибочных взглядов и представлений. Вот почему, думается, стоит здесь вспомнить некоторые события минувших дней.
Капитан В. Никандров появился в канцелярии подразделения под вечер. Стал перекладывать бумаги и между делом сообщил майору Э. Пантеляту о серьезной неисправности в аппаратуре радиосвязи.
Майор в это время писал. Отложил ручку, встал, не отрывая от капитана встревоженных глаз:
— Когда это случилось?
— Часа четыре назад, — спокойно уточнил Никандров.
— Почему сразу не доложили? Полковник знает? Никандров захлопнул сейф, спрятал ключ в карман, сказал, надевая фуражку:
— Зачем бурю в стакане «оды поднимать? Канал резервный. Необходимые указания я дал. Работа идет. Завтра пораньше приду, проверю все сам…
Майор Пантелят старался всегда быть сдержанным, но тут сорвался почти на крик:
— Вы отдаете отчет своим словам? Не завтра, а сейчас… Немедленно отправляйтесь в аппаратную! Жду доклада о вводе канала в строй.
На невозмутимом до этого лице капитана дернулась щеточка усов.
— И вы доложите командиру части о неисправности? — спросил он.
— Можете в этом не сомневаться! — отчеканил майор.
— Ну что ж, с горы виднее, как поступать.
Дверь за капитаном с шумом захлопнулась.
Часовая стрелка перевалила уже за полночь, а майор Пантелят все бодрствовал, ждал звонка от Никандрова. Вспоминался разговор с командиром части. «Никандрова я накажу, — заключил полковник, выслушав его доклад. — Но и вас, товарищ Пантелят, строго предупреждаю. Пора навести в подразделении порядок! У хорошего командира подчиненные такие фокусы не выкидывают…»
«Порядок, — желчно усмехнулся майор, вспомнив эти слова. — Наведешь его, если инженер, первый помощник, так подводит… Но все! Хватит либеральничать, — со злостью подумал он, меряя быстрыми шагами комнату. — Пусть Никандров постарше меня, послужил больше — спуску не дам!»
В тот день, когда майор Пантелят принял под свое командование подразделение, к нему в кабинет вошел плотный рослый капитан с темной щеточкой усов на круглом загорелом лице. Он небрежно представился, тут же сел на жалобно скрипнувший стул, закурил, пуская колечки дыма. С недовольным, сумрачным видом, поглядывая в окно, выслушал указания майора, потом обронил:
— Долго я здесь не задержусь. Почему? Буду просить перевода в другую часть. Не век же в капитанах ходить.
— Ну что ж, дело ваше, — сдержанно заметил Пантелят. — Но пока, Вениамин Васильевич, будьте добры честно трудиться и обеспечить боеготовность техники. Вы инженер, с вас первого и спрошу.
После этого разговора у Пантелята остался какой-то неприятный осадок на душе. И хотя, все каналы радиосвязи функционировали бесперебойно, острый, взыскательный взгляд майора всякий раз при посещении аппаратной находил какие-либо недостатки: то оголенный конец провода, то пыль на стойке, то грязную ветошь в углу. Пантелят уже успел заметить чрезмерное самолюбие Никандрова. Поэтому, чтобы не создавать ненужных конфликтов, все замечания капитану высказывал непременно с глазу на глаз, в, корректной форме, обращаясь, по имени-отчеству. Однако эти педагогические тонкости, видимо, мало трогали Никандрова. Нет, он не спорил, не сваливал с себя вину. Просто отмалчивался, пряча по обыкновению свой колючий взгляд. Но это его молчание со временем стало напоминать затишье, перед грозой…
В конце концов и Пантелят стал испытывать раздражение, едва заслышав тяжелые, размеренные шаги Никандрова, его глуховатый голос. Он старался подавить в себе это чувство, но оно все равно упрямо вырывалось наружу. Майор Пантелят понимал, что такая напряженность в отношениях с Никандорвым не могла длиться бесконечно. К тому же она сказывалась и на других подчиненных. Майор все чаще давал выход накопившемуся раздражению, то с одним, то с другим офицером говорил на высоких тонах.
Надо было искать выход из создавшегося положения. Но все его попытки вызвать Никандрова на откровенную беседу не имели успеха. Внеслужебных разговоров капитан упрямо, под разными предлогами избегал. Обратиться же за помощью или советом к командиру части, его заместителю по политчасти майор не решался. «К чему огласка? — размышлял он. — Еще подумают: слаб Пантелят как командир».
А Никандров и не думал менять свое поведение, свое отношение к службе. По крайней мере, когда майор в очередной раз посетил аппаратную, то увидел, что некоторые его указания не выполнены.
— Где же ваше слово, Вениамин Васильевич? — спросил он.
— Слово при мне. Регламенты проведены. Все параметры в норме. Остальные ваши замечания считаю несущественными, — холодно ответил Никандров, глядя по обыкновению куда-то в сторону.
— Вот как… — на лице майора проступили красные пятна. — Ну что же, всякому терпению есть предел. Объявляю вам Строгий выговор!
Никандров на секунду опешил. Но тут же в его глазах вспыхнули недобрые огоньки:
— Я инженер и дело свое знаю. А вы дергаете меня по мелочам. Каждую пылинку замечаете…
Странное дело: слушая Никандрова, майор уже не ощущал в себе прежнего гнева. Наоборот, почувствовал что-то вроде облегчения. Наконец-то прорвалась плотина долгого, гнетущего молчания. «Пусть, пусть выговорится», — думал майор.
— Не сгущайте краски, — сказал он после того, как Никандров умолк. — Никто не считает вас плохим инженером. Но контролировать вашу работу я обязан.
Спокойный тон майора подействовал на Никандрова отрезвляюще. Только прерывистый голос да вздрагивающие губы на его покрасневшем лице выдавали неостывшую еще обиду.
— Контролировать — ваше право. Только не тормошите меня по всякому пустяку, — сказал он и замолк, устремив мим» майора свой колючий взгляд.
Пантелят прошелся по комнате, крепко сцепив за спиной руки, стал у окна лицом к Никандрову.
— Тяжелый вы человек, Вениамин Васильевич, — сказал он с усталой горечью. — Я вам одно, вы — другое… Не знаю, как нам вместе дальше работать. Пусть командир части решит, кто из нас прав.
В глазах Никандрова мелькнула тревога.
— Известно, чья гиря перетянет, — сказал он с беспокойной усмешкой. — Весы в таких случаях не ошибаются.
Майор недоуменно вскинул брови:
— Не понимаю.
— Что же тут понимать? Вы заняли свое место в купе, поезд уже идет. А я остался на платформе.
— Ах, вот вы о чем! — облегченно сказал майор. — Так догоняйте! Сами говорили: не век в капитанах ходить.
— Не надо, Эдуард Семенович, меня прописными истинами пичкать, — с досадой заметил Никандров. Он взглянул на часы, заторопился вдруг: — Разрешите мне идти. Жена в больнице…
— В больнице? — переспросил майор. — Что же вы раньше ничего не сказали?
— А вы и не спрашивали, — холодно ответил Никандров и вышел.
Предчувствие не обмануло Пантелята. После этого объяснения Никандров несколько изменился. Возможно, он понял, что майор все равно не отступится от своих требований, а может, как это Нередко бывает, высказав наболевшее, просто успокоился. Но факт оставался фактом: в аппаратной теперь царил идеальный порядок. Исчезли в глазах капитана и недобрые огоньки, хотя внешне он оставался все тем же — мрачноватым, немногословным.
Прошел еще месяц. За содержание техники подразделение получило твердую хорошую оценку. Майор Пантелят счел нужным снять с инженера ранее наложенное взыскание. И хотя отношения между ними по-прежнему были сугубо официальные, майор не раз с удовлетворением отмечал, что конфликт уладился сам собой, без лишнего шума. Пройдет еще немного времени, и, глядишь, совсем растает ледок отчуждения в душе Никандрова. Да, видно, поспешил радоваться: снова капитан выкинул
«фокус». Да еще думает, что он, Пантелят, побоится огласки…
Ночью в квартире раздался резкий телефонный звонок.
Майор взял трубку и услышал голос инженера, который сухо доложил об устранении неисправности.
— Хорошо, отдыхайте, — сказал Пантелят и взглянул на часы: скоро рассвет.
А еще через некоторое время, уже засыпая тяжелым запоздалым сном, он решил: «Надо вынести эту историю на обсуждение коммунистов…».
Поступок коммуниста Никандрова, который не доложил своевременно о неисправности в аппаратуре и пытался скрыть этот факт, никого не оставил равнодушным. Разговор вышел за рамки одного случая. В ходе обсуждения были вскрыты и другие факты, которые привели к довольно нервозной обстановке в коллективе.
Коммунисты Уваров, Лаврут и другие указали Никандрову не только на служебные «прорехи», но и на его замкнутость, болезненную нетерпимость к замечаниям старших. По всему чувствовалось, что капитан не ждал такого единодушного осуждения. Сидел он подавленный, сникший. В глазах его сквозило непривычное выражение смятения, растерянности.
Но и сам Пантелят не избежал критики коммунистов. Говорили о том, что ему не хватает порой чуткости, последовательности в решении вопросов, умения опираться в своей воспитательной работе на партийных и комсомольских активистов… Майор молча глотал эти горькие пилюли. Потом спокойная сосредоточенность легла на его лицо. Нет, не ошибся он, решив вынести поступок Никандрова на суд коммунистов подразделения. Суд строгий и нелицеприятный. И не беда, что и ему пришлось пережить немало неприятных минут. Собрание пойдет на пользу и Никандрову, и ему, и всему коллективу. А это главное.
Автор: капитан А. Беджанян
