На крутом повороте

Убегает лесная тропинка, шуршит под ногами песок да похрустывает сухой прошлогодний валежник. Широко шагает прапорщик Николай Шипов. С наслаждением вдыхает свежий воздух.

Шумит тайга. Порывисто, сурово. День идти, ночь идти, а ей не будет конца.

К тайге Николай привык с детства. Сюда еще в конце прошлого века пришел с Волги в поисках лучшей жизни его дед, да так и прирос к этой земле, хранящей в своих кладовых несметные сокровища. Добрую половину жизни провел в забое и отец.

Не только смуглым лицом и широко расставленными глазами, но всей своей крепкой статью, сдержанной силой напоминает Николай отца, забойщика и рудознатца.

Но не пришлось Александру Шипову увидеть сына взрослым. Вернулся забойщик с фронта израненный. По ночам не спал, тяжело вздыхад. надрывно, до хрипоты кашлял. Под Кенигсбергом четыре осколка в легких застряли. Вскоре отца не стало. Не раз весенние ветры шумели над горняцким поселком и будили в памяти Николая Шипова образ отца. Подрастал, набирался сил сын шахтера. Наконец пришло и его время спускаться в забой. Сильный, прямой, с открытым характером, он по праву занял место Шипова-старшего, стал одним из уважаемых рабочих. И все было бы хорошо, но командир взвода военных строителей прапорщик Николай Шипов об этом самом «но» вспоминает не часто: стыдно за прошлое. Однако память разрешения не спрашивает.

Все началось с нее, с первой случайной чарки. Где первая — там и вторая. «Бог любит троицу!» — смеялись дружки и наливали третью. «Зеленый змий» все крепче душил в своих объятиях молодого забойщика. Не понимал еще тогда, что многое отнимает у него, а главное — размывает лучшие черты характера коварная чарка.

Таким пришел Николай Шипов на военную службу. На первых порах притих, а потом стал возвращаться из увольнения пошатываясь.

— Да, «горькая» у тебя жизнь, сорокаградусная, — не удержался однажды военный строитель Василий Клименко, с которым Шипов подружился. — Без цели живешь, без компаса.

— Не агитируй меня. Я сам знаю, как мне жить, — только и ответил товарищу.

А в ближайшую субботу самовольно ушел из части. Вернулся поздно. Подошел к бачку с водой. Нечаянно задел в полутьме кружку, она покатилась по полу, издавая противный дребезжащий звук.

Только тут Шипов заметил старшину роты. Он стоял поодаль, заложив руки за спину, и молча смотрел на самовольщика. Потом сказал:

— Ложитесь спать. Завтра поговорим.

Наутро «герой» стоял в канцелярии и нерешительно. переминался с ноги на ногу. А вскоре снова нарушил дисциплину. Да, он понимал, что неладно получается, но уже не мог переломить себя.

Как раз в ту пору в роту пришел новый командир. Спокойный, неторопливый в решениях офицер. Однажды он стая расспрашивать Шипова, как живут его родные, что пишет мать. Вместо ответа тот вытащил из кармана изрядно помятый листок, весь исписанный неровным почерком. После многочисленных приветов и поклонов мать сообщала, что еще работает, хотя здоровье стало слабым. В конце письма просила сына не забывать ее, хорошо служить.

— Правильное письмо, — задумчиво сказал офицер.

И у вас есть все условия для того, чтобы хорошо служить. Так, как служили Родине фронтовики, герои Великой Отечественной…

Николай посмотрел на ряды орденских планок командира и с удивлением подумал, что никогда раньше не обращал внимания на эти знаки боевого отличия.

— Далеко не все сегодня в строю, — продолжал между тем майор. — Многие отдали жизнь за наш сегодняшний день.

Шипов видел, как изменилось лицо командира роты, посуровел взгляд. Видно, вспомнил он нелегкие годы войны, морозные зимы, свою юность, боевых друзей, что с винтовками наперевес поднимались в атаку.

— Вот и ваш отец, — сказал командир, еще будучи весь там — в воспоминаниях, — ему бы жить да жить…

Майор ушел, а солдат долго сидел на скамейке около казармы, и ветер шевелил листок бумаги — письмо от матери, так и оставшееся в его руке. Тогда он, может быть, впервые всерьез задумался и понял, что дальше так жить нельзя. «Горькая у тебя жизнь», — вспомнил он слова Клименко. — Должно быть, ты прав, Василий…».

Наступила осень. Красные, оранжевые кружились в воздухе листья. По тайге с тихим шелестом гулял ветер.

Как-то в субботний день командир роты просматривал списки военных строителей, что назавтра должны были ехать на воскресник в подшефный колхоз.

— В списки включили лучших, — заметил старшина.

— Вижу, что лучших, — отозвался командир. Он взял авторучку, поставил под списком свою подпись, а сверху дописал: «военный строитель рядовой Шипов». Старшина недоуменно пожал плечами:

— Может быть, пока повременим с ним, товарищ майор?

— В любом человеке всегда больше хорошего, чем плохого. Не помню, кто это сказал, но сказал, по-моему, правильно. Нужно только уметь вовремя увидеть это хорошее, постараться развить его. Попробуем. Пусть едет солдат на воскресник. Может быть, и не подведет он нас с вами, товарищ старшина.

На колхозном поле работали дружно. А больше других старался Николай Шипов.

Майор подозвал к себе редактора боевого листка:

— Давайте «молнию». Заголовок такой: «Впереди — рядовой Шипов».

А после работы командир перед строем отличившимся объявил благодарность. Глаза Николая, может быть, впервые за многие дни засветились радостью, подобрели, а цвет их стал голубее неба.

Шло время. Он вместе с другими выходил на стройку и думал о том, что скоро новый дом, в который вложен и его труд, наполнится шумом и говором жильцов. Пытался представить себе, сколько радости принесет им новоселье, и это прибавляло ему сил, наполняло желанием работать еще лучше.

Поздней осенью, когда командир отделения уволился в запас, Шипов был назначен на освободившуюся должность. Новые серьезные обязанности легли на его плечи. Теперь он отвечал не только за себя, но и за подчиненных. А они были такие разные. Не думал раньше Николай, что это так сложно — руководить людьми.

Василий Клименко, который теперь был в подчинении младшего сержанта Шипова, как-то заметил:

— Остапов-то… того, не тянет. С ленцой работает.

— Что-то и мне так кажется. Без цели живет человек. Надо помочь ему, — только и ответил Шипов. А сам уже прикидывал, как и чем помочь.

Клименко ушел. Не видел Николай, как довольная улыбка скользнула по лицу его товарища: ведь в том, что он впервые ясно увидел свою цель в жизни, была и его, Василия Клименко, заслуга…

Шумит тайга. Глухо, задумчиво. Прапорщик Николай Шипов идет к таежной реке. Хочется в свободный час побыть с нею наедине, поразмыслить о жизни. Матово отсвечивает вода, темные каменные обрывы отражаются в ней. И только там, на крутом повороте, река ударяется о скалистый берег, сердито ревет, пенится на перекатах и, наконец, вырвавшись из теснины, опять течет свободно и спокойно…

С Николаем Шиповым (фамилия и имя героя моих воспоминаний изменены) я познакомился давно, еще в то время, когда всерьез стоял вопрос: судить его или не судить? Решили все же оставить в части, дать ему возможность исправиться. Время показало, что это решение было правильным. Прошли годы, в памяти стала стираться вся эта история, и я, возможно, не скоро бы вспомнил о ней. Но недавно, будучи в командировке, неожиданно встретился с моим давним знакомым.

— Командир взвода прапорщик Шипов! — весело представился он.

— Николай Шипов?

— Так точно!

Было о чем нам поговорить, что вспомнить…

Автор: полковник юстиции М. Токарев