Поэт читал стихи о войне. Собравшиеся в зале впитывали их, как давнюю боль.
После «Баллады о хлебе» к сцене, торопливо: семеня, пробралась седенькая старушка и сказала поэту майору Венедикту Станцеву:
— Спасибо, сынок. Ты знаешь, сколько стоит хлеб.
В стихах говорилось о том, как встретил солдат эшелон с жителями блокадного Ленинграда: «Два куска бытия я достал из мешка…».
Хлеб — это бытие. Хлеб — это жизнь. В том душном зале вспомнилось мне военное детство, холщовая сумка через плечо для лебеды. Мои ровесники знают, что такое лебеда: из нее пекли хлеб.
Я не предполагал тогда, бродя с сумкой по склону оврага, что ровно через двадцать лет впервые попаду в край по имени Целина и задохнусь от громадности желтого пшеничного моря.
Мы сидели на крыльце только что сколоченного дома с дедом Максютой, и он бесхитростными словами рассказывал, как все зачиналось:
— Гляжу, а они идут, солдатики. Мальчишки совсем. Да еще песню затянули. А ведь зима. Ветер поземку крутит. И подумал я: «Не рожала здешняя земля хлеба и рожать не будет. Зря только силы молодые расходуют».
Через несколько лет дед Максюта, видевший одну из групп первоцелинников, снова встретился-с ними в новорожденном совхозе «Кантемировец» и понял, что был неправ.
Да, февраль 1954 года ворвался в историю страны медью оркестров, митингами и до отказа набитыми эшелонами с лозунгами «Даешь целину!».
В ответ на призыв партии в комитеты комсомола поступило свыше полумиллиона заявлений с просьбой направить в необжитые края. Первый эшелон отошел от Казанского вокзала Москвы в день рождения Советской Армии. И потянулись они через немереные версты к своей последней остановке под названием — Степь. Добровольцев посылали фабрики и заводы, колхозы и полки. Среди других ехали «делать биографию века» Михаил Довжик, Владимир Дитюк, Марк Николенко, Жансултан Демеев, Иван Рудский и многие другие, чьи имена через несколько лет замелькали на страницах газет.
Не ведая о своих будущих орденах, шагали в колоннах первоцелинников воины-кантемировцы Василий Бурыгин, Михаил Черемхин, Еван Ярушия.
То было время обостренного понимания причастности своего «я» к делам страны. Время романтиков, когда на самой высокой ноте звучала простая и яркая мысль: «Еще не все завоевано! Еще и на нашу долю осталось!»
А доля выпала нелегкая. Очень уж сложным было начатое дело. Сложным, даже несмотря на то, что ты и твой товарищ были молоды, полны сил и желания работать без устали. Сложность была в обыденности: дрова, еда, вода, рейсы за материалами, за техникой. Любое дело приходилось начинать с нуля. Были первый колышек, первая палатка, первый вагончик, первая борозда… А потом рядом со словом «Первоцелинник» встало величественное слово «Подвиг», ибо то, что они совершили, действительно было подвигом.
Мне вспоминается прошлогодняя целинная страда, короткие степные зори и бесконечная вереница груженных зерном машин. За рулем многих автомобилей были военные водители. Так уж повелось с самого начала, что в жаркие дни уборки урожая на помощь хлеборобам приходят парни в военной форме. И руки их, как и руки истых земледельцев, надолго впитывают запах хлеба.
Их было четверо: рядовые А. Петунин, В. Игнатенко, Ж. Туваев и А. Абишев. Накануне каждый из них получил на машину красный флажок, отличительный знак победителя социалистического соревнования.
Мы сидели у ночного костра, и я допытывался:
— Вы дали по четыреста процентов нормы. Как это вам удалось?
Они пожимали плечами, а их бригадир. Петунии, односложно ответил:
— Работали.
— Сколько рейсов вам положено сделать?
— Восемь,
— А сколько, сделали?
— Туваев — двадцать девять. Остальные — тридцать два, тридцать три.
Так они и не смогли толково объяснить, где же истоки их трудового отличия. Лишь под утро, после непродолжительного сна, перед тем, как бригаде снова предстояло отправиться в рейс, я стал невольным свидетелем разговора. Петунии втолковывал Туваеву:
— Ты теряешь время у ручья и у балки. Дорога там прямая и ровная. Вот и дави педаль. По инерции и на подъем выскочишь…
Все четверо скрупулезно разбирали маршрут движения. Он складывался из секунд, минут, метров. Это и было их производственным «секретом» — конкретный подход к каждому рейсу и его техническое обеспечение.
В те осенние месяцы военные водители, работавшие на целине, горячо подхватили почин подчиненных старшего лейтенанта Токтосуна Хайдарова, которые бросили клич: «Не менее полутора норм за смену!» На их призыв тут же откликнулись автомобилисты из роты лейтенанта В. Ильина: «Не менее двух норм!» А ребята из бригады Петунина сказали: «Даешь четыреста процентов!»
Казалось, это предел. Больше невозможно. Но телеграф соревнования принес новую цифру. Рядовой Владимир Пинчук выполнил план на 642 процента. А когда Целиноградский обком комсомола объявил ударную вахту в честь первопроходцев целины, пятеро солдат-водителей во главе с рядовым В. Гуралем дали по двенадцать норм в сутки на человека.
Я знаю случаи, когда водители не покидали кабины автомобиля по три-четыре смены. Так поступили младший сержант А. Баранов, рядовые В. Завьялов, А. Лихобаба и другие, В миллиардном казахстанском каравае доля военных водителей составляет весомый ломоть…
Есть что-то символичное в том, что хлебное поле стало местом, где в едином порыве объединились усилия земледельца и воина. Еще издревле на Руси велось, что при нашествии врагов пахарь надевал кольчугу и брал в руки меч. А прогнав чужеземцев, снова выходил в поле и щедрой рукой сеятеля разбрасывал хлебные зерна. И подвиги, совершенные на хлебном поле, под стать боевым.
Это случилось прошедшей осенью. Горела несжатая пшеница. В атаку на пламя бросились водители взвода, возглавляемого прапорщиком В. Горяевым. Сбивали огонь гимнастерками, топтали сапогами, отрезали ему путь лопатами. И тут кто-то крикнул, что горит комбайн. Рядовой Виктор Охапкин промчался сквозь стену огня, вскочил за штурвал комбайна и погнал его прочь от пожара.
Двадцать лет целинной эпопеи дали стране столько случаев героизма, что описание их заняло бы немало томов. Только за две последние жатвы в Казахстане награждено орденами и медалями несколько тысяч юношей и девушек.
Что такое целина сегодня?
Мне доводилось бывать в совхозах «Ждановском», «Самарском», «Новорыбинском», имени Буденного, в «Кантемировце». Первоцелинники вспоминают первую борозду так, как вспоминают первую любовь. А их сыновья мерят на тысячи гектары и пуды и, как о чем-то само собой разумеющемся, говорят о дворцах культуры, стадионах, экскурсиях, музеях, научных учреждениях. Да, да, сегодняшняя целина — это и наука. Одно из таких учреждений — Всесоюзный научно-исследовательский институт зернового хозяйства, где трудится воспитанное целиной поколение ученых. Академик А. Бараев, который возглавляет этот коллектив, высказался однажды так:
— Двадцать лет назад наша молодежь высадила здесь десант, который с боями отвоевал у природы первые позиции…
А ведь точно. Первоцелинники были сродни десантникам. За двадцать лет к ним подошло немало подкреплений. Сегодняшняя целина — это целая пшеничная республика в несколько десятков миллионов гектаров, с тысячью дорог, связывающих благоустроенные степные городки.
Однако было бы ошибочным думать, что целина — это только хлеб. Она была и остается школой жизни и школой коммунистического воспитания. Она дала мечте моего поколения строгую направленность и возродила в человеке чувство гордости за принадлежность к старинному роду землепашцев.
…Я снова возвращаюсь в переполненный зал рабочего клуба, где выступал поэт майор Станцев. В его «Балладе о хлебе» были и строки, посвященные целине. Это слово звучало в стихах с такой же звонкостью, как Магнитка, Турксиб, Комсомольск-на-Амуре. В летописи героических дел история отвела им место рядом.
Целину открыли и сотворили самые обычные люди. Люди, которых Леонид Ильич Брежнев назвал людьми героического склада.
Автор: капитан В. Шаров
