Перекресток закупорила «пробка». Мой сосед по машине — пожилой полковник поспешил в самую гущу ночной неразберихи.
Скоро сквозь надсадный вой машин и шоферскую многоголосицу стал прорываться его голос: громкий, отрывистый. Но не было в этом голосе надрыва, ни одно грубое слово не донеслось до нас. А через пять минут голова колонны пришла в движение.
— Вот такой у нас командир, — сказал стоявший рядом капитан. — Никто в полку никогда не слышал от него грубости или окрика.
Когда полковник вновь сел в машину, я вслух позавидовал его выдержке. Еще один наш спутник — работник политотдела добавил:
— Такой характер либо от рождения дается, либо вырабатывается, если был у человека в молодости хороший воспитатель.
— Почему же только «либо—либо»? — отозвался полковник. — Есть тут еще одно условие, о котором почему-то редко вспоминают: самовоспитание.
Думается, что он был прав. В самом деле, когда речь заходит о проблемах становления и возмужания офицеров, приводятся в действие и командирская воля, и коллектив, и партийная, и комсомольская организации. И все же иногда все это недостаточно действует на человека. Не потому ли, что не хватает его личного участия в воспитательном процессе, того, о чем говорил полковник, — стремления к самовоспитанию?..
В комитете ВЛКСМ танкового полка шел разговор о молодых офицерах — комсомольских активистах. Среди тех, кто пользуется у молодежи высоким авторитетом, была названа фамилия члена комсомольского бюро подразделения, заместителя командира роты по технической части старшего лейтенанта Алексея Синицына.
— Этот из тех, на кого можно положиться, — отметил секретарь комитета. — С твердым характером человек.
Алексей Синицын, с которым мы встретились позже, узнав мнение секретаря о нем, смутился:
— Как раз твердости-то у меня и не хватает еще. Приходится переступать через себя.
…Кто, надев лейтенантские погоны, не считает себя уже готовым командиром? Осознание же трудностей службы и собственных своих слабостей приходит позднее. День, когда оно пришло к Алексею, ему запомнился.
В парке боевых машин шли срочные работы. Час был поздний, люди устали. Устал и Синицын и потому предложил командиру роты капитану Владимиру Семенюку оставить недоделки на завтра.
— На завтра? — переспросил тот. — Значит, с утра поломаем учебный план?..
Алексею стало вдруг стыдно за свою слабость.
— Закончим сегодня, — твердо сказал он.
Офицер потом часто вспоминал этот случай: именно тогда он впервые ощутил, что ему не хватает твердости, воли, решительности. И тогда же сказал себе, что отныне не станет уклоняться от трудностей и ответственности.
А скоро жизнь снова испытала его.
Во время ночного марша на мосту завалился набок танк, повиснув одной гусеницей над темневшим внизу провалам. Экипаж успел покинуть машину. Синицын оказался единственным из офицеров на месте происшествия и, что скрывать, растерялся. Что делать? Мелькнула мысль: «Подождать командира, пусть решает он». Но тут же вспомнилось: ведь обещал же себе никогда не уходить в трудную минуту в сторону.
— К мосту вот-вот подойдет колонна, — сказал он солдатам. — Надо торопиться. Будем тянуть лебедкой. А для страховки в противоположную от наклона танка сторону поставим два тягача, чтобы удержать его на мосту.
Синицын понимал, что этим шагом берет на себя большую ответственность. Было немного тревожно, но и радостно от сознания, что принял он самостоятельное решение, сумел переступить через какой-то внутренний барьер в себе.
Колонна прошла через мост без задержки.
Потом было немало сложных ситуаций. И каждый раз Алексею Синицыну удавалось преодолевать слабости своего характера.
Не вдруг, не сразу меняется человек. И перемены в ном редко бросаются людям в глаза. Но это — до поры до времени. Ибо приходит момент, когда человек поступает так, как не поступил бы, скажем, еще год назад. И это значит, что характер его изменился качественно.
На исходе года на стрельбище вышла из строя учебная машина,. а первый учебный день нового года должен был открыться стрельбами. Обычно ремонт подобного объема в поле не производился. Но времени было в обрез. На стрельбище направили летучку. В комсомольскую бригаду, которую возглавил старший лейтенант Синицын, вошли механики-водители ефрейторы Георгий Васильченко, Петр Казаков, Василий Рокутов и другие.
Из гарнизона через каждый час запрашивали по телефону:
— Как там у вас? Успеете?
— Успеем, — уверенно отвечал Синицын. — Новый год будем встречать в гарнизоне.
На новогодний вечер у ротной елки Алексей Синицын и его подчиненные прибыли буквально за четверть часа до того торжественного момента, когда Кремлевские куранты возвестили наступление Нового года.
Заместитель командира батальона по политической части, поздравив воинов, подошел к Синицыну.
— Хорошо начинаете Новый год, — сказал он. — Желаю успехов вам и в службе, и в учебе. Да, а как с учебой?
— Трудно, — признался Алексей, — но идет.
Синицын сдавал экзамены в академию и не прошел по здоровью. Это было неожиданностью для него. Но, раздумывая над своим положением, Синицын вспомнил своего первого командира роты — капитана Владимира Семенюка, который учился заочно. Вспомнил и приказал себе: «Не раскисать! Поступать на заочное!» Шаг этот, конечно, усложнил жизнь офицера, до предела уплотнил его личное время. Но он же принес радость победы над обстоятельствами…
В той же командировке, которая свела нас с Алексеем Синицыным, мне довелось быть свидетелем разговора секретаря штабной партийной организации майора В. Войко с молодым офицером. Майор поинтересовался у старшего лейтенанта, как его дела. Тот пожал плечами:
— Исправляюсь.
Это «исправляюсь» прозвучало немного иронично и легко, за ним не просматривалось глубины переживаний, тревоги. А повод для такой тревоги есть: молодой офицер не раз допускал серьезные нарушения дисциплины. При этом он всякий раз ссылался на свой характер, забывая, что взрослый человек способен и обязан отвечать за свои поступки, контролировать себя. Человеку зрелому, самостоятельному всегда должно быть присуще чувство неудовлетворенности собой. Ибо именно в неудовлетворенности, на мой взгляд, заключается суть внутреннего процесса, который именуется самовоспитанием. Самовоспитание — дело всей жизни, потому что человек, кем бы он ни был по профессии, чтобы не останавливаться в своем совершенствовании, должен неустанно шлифовать грани своего характера.
Но вернемся к нашему разговору с полковником на полигонном перекрестке. Видимо, мы тогда задели его заветную струну, и он разоткровенничался.
— Вы думаете, я всегда отличался выдержкой? — спросил полковник и досадливо махнул рукой. — Куда там! В одной из аттестаций в моем личном деле есть строка: «Вспыльчив, порой невыдержан с товарищами и подчиненными». Дословно запомнил. Было! — Он вздохнул. — Написанное пером не вырубить топором. Из личного дела, конечно. А вот из характера можно. Только тут мало одного осознания необходимости этого. Тут еще самодисциплина нужна. Недаром в народе говорят: посеешь поступок — пожнешь привычку, посеешь привычку — пожнешь характер…
Мы молчали, думая над его словами. Потом полковник, обернувшись, неожиданно попросил:
— Только разговор этот между нами, в крайнем случае — без фамилий. Мне и сейчас неприятно о том времени вспоминать.
Конечно, я обещал не называть фамилии. Но не написать об этом не мог: ведь живой пример человека, который сумел преодолеть свой характер, может сослужить добрую службу в воспитании молодых офицеров, помочь сократить многим из них пути-дороги к их становлению, стать творцами своих характеров.
Автор: подполковник Г. Рукавишников
