Все уже было переговорено. Оставались последние минуты встречи. Крепко сжимая руку Риммы, глядя в ее открытые родные глаза, Василий горячо говорил:
— До свиданья, дорогая, помни наш уговор. Жду от тебя только добрых вестей и надеюсь, что непременно порадуешь своего родного фронтовика.
Он вскочил в вагон, когда поезд уже тронулся Римма приветливо махала ему платком, стояла на платформе до тех пор, пока последний вагон не скрылся из виду. А потом твердым шагом направилась на работу.
…На Ириновские торфоразработки Римма Изюмова приехала весной и тут только впервые в жизни увидела, как добывается торф. Ее вместе с другими подругами, такими же как она девушками, новичками в торфяном деле, поставили к крану, к машине, которая требует мужской силы, сноровки и ловкости опытного рабочего. Поставили не простой работницей, а руководителем смены.
Почему, собственно, Римма и сама сейчас не может сказать, но она взялась управлять на кране брандспойтом или, проще говоря, мощной струей воды, подающейся под давлением больше двадцати атмосфер.
Перед тем как взяться за эту работу, она ходила возле брандспойта целый день.
— Ну как, справишься? — спросил ее перед вечером^ начальник крана. — Не страшно?
— Справлюсь, — стараясь не выдавать робости, ответила Римма, а сама думала: «Жутко, силища-то какая. Говорят, ведь, эту струю ломом не перешибешь. Если ударить, то он только отлетит. Чуть что, так и сама пострадаешь, и дело испортишь.
Прогоняя от себя страх, утром на другой день она попробовала работать. Не совсем хорошо, но дело получалось. Это окрылило девушку, и она увереннее взялась за брандспойт. Успех рос день ото дня. И Римма радовалась, была довольна, наблюдая за тем, как белая, направляемая ею струя воды отворачивает вместе с пнями огромные глыбы земли, превращает ее в жижу и гонит под насосы крана.
Римма знала, что это торф. Из-под кранов вместе с водой он идет на поля разлива, оттуда, высохший уже, грузится в вагоны, отправляется на электростанции. Дает ток, который движет станки, обтачивающие для фронта тысячи и миллионы снарядов. Именно так смотрела она на свою работу в болоте и с большим успехом закончила сезон.
Весной 1944 года Римма Изюмова приехала на торфопредлриятие «Назия». Это предприятие только-только Дачинадр жить, восстанавливалось после разрушений, и Римме пришлось изучать новую профессию, работать на разливе торфа.
Если хоть кто раз видел, что такое разлив, тот знает, как тяжела эта работа. Люди здесь все время находятся по колено и выше в воде. Работа состоит в том, чтобы по мере залива поля жидким торфом — гидромассой — перекатывать трубы, по которым она поступает, на соседние поля.
Римма приступила к работе с бригадой в пятнадцать человек. Сама она и ее подруги скоро наловчились перекатывать тяжелые трубы. Заливали гидромассой по тридцать — тридцать пять аров на человека в день вместо нормы двадцать три ара. Так работали полных два месяца, а когда кончилась добыча торфа, встали на сушку его. Это было опять новое дело, тоже тяжелое и, главное, щепетильное: нужен большой навык при этой работе и особенно при штабелевке торфа.
У бригадира Изюмовой, сколько она вначале ни билась, сколько ни мучилась, не клеилось дело. Работали, казалось, до пота в лице, а план не выполнялся. Сказывалась неопытность людей. И потому бригада числилась среди последних. На доске показателей против фамилии Изюмовой не было больше цифр, как семьдесят восемь, восемьдесят, восемьдесят два процента выполнения плана.
Это тянулось немного дней, но Римма была сама не своя. Тайком она даже плакала. «Ведь сочтут лодырем, бездельникам» — думала бригадир, а он и слов-то этих не понимает, она не понимает, как это можно плохо работать, не торопясь, с прохладцем, лежать на бровке, оставляя работу. Нет у нее этого ни в душе, ни в мыслях. Ее совесть замучает, если она будет дорожить хоть каплей своих сил для дела и тем более такого важного. А тут вот получается именно так. Плана-то ее бригада не выполняет.
Были такие тяжелые минуты, когда1 ей хотелось сгинуть со света, но тогда же перед ней всплывала картина последних минут встречи с Василием. Он фронтовик, Ленинград защищал, награжден орденом Красной Звезды и двумя медалями. Он наказывал ей быть первой работницей. Она вспоминала об этом, и ей становилось стыдно. Римма хмурила брови, сжимала кулаки и решала во что бы то ни стало добиться перевыполнения нормы.
Она не стыдилась, шла учиться к опытным мастерам, смотрела, как лучше выкладывать стенки и особенно углы штабелей, спрашивала, выпытывала, а потом собрала всех своих подруг и заявила:
— Долго мы еще в позоре ходить будем?
Девушки молчали, а бригадир все резала и резала, говорила о всех недостатках работниц, предложила работать по-новому, как в других, передовых бригадах.
На следующий же день Римма по-иному организовала труд работниц. Двух лучших девушек — Нину Назарову и Марию Колесову — поставила на кладку, а остальных на подноску торфяных кирпичей. Сама не отходила ни на шаг, следила за ходом дела и тут же работала. Отдыхали минутами, работали без сутолоки.
С того дело и пошло в гору. Начали расти штабель за штабелем, большие и крепкие. Убирали торф сперва с восьми аров, как положено по норме, а потом с десяти, двенадцати дошли до семнадцати и даже до Двадцати аров.
К тому времени на торфопредприятии широко развернулось движение двухсотниц, и многие девушки из бригады Риммы Изюмовой были в их рядах. Есть даже такой разговор, что двухсотиицы на сушке родились именно в ее бригаде.
Сейчас с торфяных полей «Назии» к Ленинграду идут один за другим составы, груженные торфом. Вместе с другими бригадами торф грузит и бригада Риммы Изюмовой. Она идет первой. За два, за три часа до конца погрузки, как правило, от бригады к бригаде несется клич: «Изюмовцы свои вагоны уже нагрузили». И чтобы не задерживать погрузки других вагонов, отправки состава с торфом, торопятся с его погрузкой и остальные бригады.
Гордые за свою бригаду, за своего бригадира, изюмовцы с песнями возвращаются домой.
Совсем недавно, после большого трудового дня Римма сидела в своей комнате и писала:
«Дорогой брат мой, Вася. Вот теперь я могу тебе сказать насчет нашего уговора и непременно поделиться с тобой своей радостью. С самого того времени, с сорок третьего года, как ты заезжал ко мне, направляясь из отпуска на фронт дальше гнать немцев от Ленинграда, я все время работаю торфяницей, работаю так, как ты мне наказывал.
Был у нас на торфопредприятии большой день и особенно велик он был для меня. Не забуду его на всю жизнь. Приезжали к нам представители из Ленинграда. На большом собрании вызвали меня к столу и вручили мне медаль «За оборону Ленинграда».
Вот и я теперь с той же наградой, что и ты. Я как бы рядом с тобой отстаивала этот город. Домой, в нашу вологодскую деревеньку Нягослово, мы придем с тобой защитниками великого города Ленина.
Сознаюсь, что очень и очень я волновалась, когда мне вручали награду. Надо было говорить, а я растерялась от радости. Хочу говорить и не могу. Сказала только одно: «Спасибо товарищу Сталину за награду, буду работать еще лучше».
Автор: А. Красахин
