Алмазное бурение железобетона услуги алмазного.

Сережка с малой бронной

Сначала начальник разведки майор Воронов хотел поручить это задание Сомову. Сибиряк Сомов отличался сметливостью, с двухсотметрового расстояния попадал в пятак, читал следы, как легкую книгу. Но Сомов при своем двухметровом росте был очень заметен.

Перебирая в памяти имена разведчиков, майор Воронов словно увидел перед собой по-мальчишески проворного ефрейтора Фролова. Сережа Фролов родился и вырос в Москве, родную Малую Бронную считал лучшей улицей мира, а подмосковные леса — царством охоты. Токарь Николай Иванович Фролов научил сына бить диких уток без промаха, потом стал брать парня на волков.

Разведчики любили Сережу за тихий, кроткий нрав. И хотя лейтенанта Добриченко иногда раздражала постоянная улыбка на лице Фролова, которая не исчезала в самых сложных ситуациях, он считал Сережу одним из лучших разведчиков дивизии.

— Товарищ гвардии майор, — послышалось на пороге, — ефрейтор Фролов готов выполнить любое задание.

— Это действительно так? — спросил майор, критически осматривая щуплую фигуру в маскировочном костюме.

— Так точно!

— Тогда слушай внимательно. Ты помнишь, как погиб капитан Качур?

— Убит на правом берегу Донца. Пуля прошла сквозь левый глаз.

— А подполковник Шурдук?

— Также в левый глаз…

— А подполковник Богданов?

— Понял, товарищ гвардии майор: одни почерк… Речь идет о гитлеровском снайпере. Подстерегу!

— Не лезь под пулю. Фашист коварный и хитрый!

Гитлеровский снайпер в самом деле отличался удивительной находчивостью и наглостью. За селом Долгополье на Полтавщине разведчики нашли его логово в копне сена. Под Кременчугом фашист стрелял из-за убитой вздутой лошади. А на Правобережье, в Петровке, он устроил засаду прямо в печи сожженной хаты: вынул кирпич с тыльной стороны и устроился как дома. Враг приобрел себе репутацию неуловимого…

Майор пытливо посмотрел на Фролова.

— Тяжело тебе придется, Сережа. Возьми кого-нибудь на помощь. Лейтенант Добриченко разрешил.

— Командир роты предлагал мне.

— А ты?

— Одному безопаснее.

— Дело твое. Только чтоб гитлеровский снайпер через неделю был передо мной. Живой или мертвый. Хватит!

Воронов пожал Сереже руку и отпустил его. Потом от имени генерала Бакланова майор приказал всем командирам батальонов всячески помогать разведчику.

На следующий день с переднего края сообщили, что на рассвете вражеский снайпер убил капитана Лихачева. Разрывная пуля вошла в левый глаз… Начальник разведки немедленно позвонил Добриченко.

— Раззява твой Фролов! — в бессильной злобе произнес майор. — Где он сейчас?

— На переднем. — Голос командира роты показался дерзко спокойным.

— Даром хлеб народный едите!

— Товарищ гвардии майор, незаслуженная обида как ножевая рана: долго не заживает.

— Сейчас не до пустых разговоров. Усилить наблюдение! — Трубка телефонного аппарата умолкла.

Фролов подстерегал врага четвертые сутки. От переутомления голова раскалывалась: сказывалось постоянное нервное напряжение. Иногда Сережа брал в рот немного соли. Тошнота медленно отступала, потом снова подкатывалась к горлу. В воспаленных и мутных от бессонницы глазах расплывались красные круги. Однако разведчик продолжал упрямо метр за метром осматривать каждый кустик, каждый бугорок на местности. Особенно внимательно изучал Сережа разбросанные хатки безлюдного хутора Подляски.

Передохнув, Фролов перевел взгляд на небольшое кладбище. Шесть надгробных плит, семнадцать крестов, девять гранитных памятников. Все на месте. Вот только крайний справа памятник темнее, чем был вчера. А может, это зрение его подводит? Сережа протер стекла бинокля и снова взглянул на памятник: тот и в самом деле был темнее. «Что это? — размышлял разведчик. — Освещение то же самое, дождя не было. И молоденькая поросль вокруг памятника какая-то удивительная: в природе листья постепенно уменьшаются кверху и книзу, а на этих побегах внизу они крупнее. Неужели он? Остроумно — забраться в могилу!»

Фролов еще раз проверил свои наблюдения. Сомнения не было: памятник бутафорский. Разведчик схватил карабин. Он внимательно всматривался в памятник час, второй, пятый… В глазах снова замелькали красные пятна, а вокруг памятника по-прежнему никакого движения. Как раз в это время Сомов принес товарищу полный котелок лапши с жареной телячьей печенкой.

— С какой это стати Чурбаков ресторанные блюда готовит? — улыбнулся Сережа.

— Для тебя. Угощайся, — выдавил из себя неразговорчивый сибиряк.

— Слушай, Федотыч! Пока я малость подзаправлюсь, рассмотри эти ближайшие памятники, — попросил Фролов, вытягивая из-за голенища ложку.

Сомов молча припал к брустверу. С минуту он внимательно смотрел в одну точку, потом повернул голову и хитровато прищурил глаза:

— А этот твой памятник не стрелял?

— Нет.

— Надо было бы спровоцировать!

— Да я несколько раз выставлял на штыке старую генеральскую фуражку. Специально выпросил у комдива.

— Значит, разгадал. Вообще, Сережа, ты хоть на один глаз покимарь до вечера. Я не прозеваю, будь уверен!

— Спасибо, Федотыч! Но расквитаться с ним должен я.

— Ты ж едва на ногах держишься…

— Дождусь!

— Ну, удачи тебе, дружище!

Выбритый затылок Сомова исчез за углом окопа, а Сережа снова прислонился к брустверу.

Солнце медленно пряталось за горизонт. «Вот дьявол, — не выдержал Фролов, — еще один день упустил!» Он хотел было вытянуть кисет и сразу окаменел: на памятнике чернело квадратное отверстие. Сереже показалось, что даже виден чей-то глаз. Фролов прижал к плечу карабин, нажал на крючок. Щель не закрылась.

«Попал!» — облегченно подумал разведчик и бессильно опустился на твердую почву. Смертельно хотелось спать, но еще нужно было доложить командиру роты, что задание выполнено. Едва передвигая тяжелые ноги, Фролов поплелся к связистам.

Добриченко сразу же позвонил начальнику разведки.

— Товарищ майор! Наконец стервецу каюк. — Лейтенант даже захлебнулся от радости.

— Поздравляю Фролова и вас лично. Обо всем подробно напишите в разведдонесении. А ночью я буду вместе с вашей ротой. Не возражаете?

Ночью готовилась разведка боем. Добриченко любил ночные бои. Разведчики часто углублялись в тылы противника, действовали там отважно и находчиво. Рота дважды громила штабы фашистских дивизий, и к начальнику разведки попадала ценная оперативная документация. И в этот раз Воронов рассчитывал добыть «оперативные» трофеи. Кроме того, не терпелось посмотреть на уничтоженного Фроловым снайпера, который причинил столько вреда.

Первый запев к артиллерийской подготовке сделали «катюши», в течение часа неистовствовала дальнобойная артиллерия. Снаряды один за другим накрывали вражеские траншеи. Нервы гитлеровцев не выдержали. Полуприглушенные и ослепленные немцы беспорядочно выпрыгивали из окопов и, перегоняя друг друга, с диким криком мчались к опушке леса.

— Видите, как побежали тевтонцы генерала Фалька… Между прочим, я видел его вблизи, — похвастался Добриченко.

— Ну и какой он? — Майора Воронова разбирало любопытство.

— Во-о такой, — лейтенант смешно надул щеки, — брюхатый и круглый, как пивная кружка!

Вскоре наши орудия перенесли огонь в глубь гитлеровской обороны и что есть силы били уже по лесу. Иногда снаряды рвались на верхушках сосен — трескучая хвоя летела в небо тысячами искр. Издали это напоминало огромный фейерверк…

— Лейтенант Тряскин, действуйте! — приказал Добриченко и, посмотрев на перебегавших разведчиков, добавил: — Фрицевские огневые точки уничтожены. Пошли!

На кладбище они присоединились к группе разведчиков. которые рассматривали перевернутый взрывной волной «памятник». Мастерски разрисованный фанерный макет напоминал срезанный конус. В крепкой фанере было несколько продолговатых прорезов и квадратных окошек для ствола винтовки.

— Хитро придумано! — заметил Добриченко и направился к разрытой могиле.

В вывороченной снарядом земле торчал приклад снайперской винтовки, иссеченной осколками на щепки. Кусочки, что расходились веером от рукоятки, смахивали на лепестки причудливого цветка. Мелкие песчинки покрыли ствол и оптический прицел.

Фролов вытащил из ямы мертвого унтер-офицера с продольной лысиной. При вспышках ракет она тускло поблескивала, а оскаленные желтые зубы напоминали зерна кукурузы.

В нагрудном кармане снайпера Сережа нашел солдатскую книжку на имя Вилли Штумпфа и потертый блокнот. В нем хранилось несколько любительских фотографий. На одной из них была залитая кровью женщина возле сожженной хаты. Рядом — улыбающийся Штумпф, наступивший на голову несчастной жертвы тяжелым сапогом. На обороте надпись: «Эта украинка несла партизанам воду».

Хмурый Добриченко быстро перелистал книжку, потер переносье:

— Бандит… Но у Штумпфа нет ни одной награды. А снайперов Гитлер отмечал щедро. Нет, Сережа, это не тот…

— Неужели?

— Жаль… Твоему фрицу дьявольски везет!

Разведка боем была успешной, перепуганные гитлеровцы отступали почти без сопротивления. Только из третьей траншеи фашисты попытались огрызнуться пулеметным огнем, но разведчики забросали гнездо гранатами.

Генерал Бакланов решил закрепить успех разведки и развить наступление. Этой ночью дивизия приблизилась к Висле еще на двадцать километров.

И фашисты, и наши войска оказались в одинаково невыгодном положении: местность ровная-преровная — ни кустика, ни бугорка. Только на нейтральной полосе серым привидением маячил подбитый фашистский танк. Немцы дважды старались оттянуть его в тыл, но с машиной, наверное, случилось что-то непонятное.

К полудню Фролов принес на командный пункт разведдонесение и наспех набросанную Добриченко схему ориентиров. Сережа улыбался веселее, чем всегда.

— Какие новости? — поинтересовался Воронов.

— Чудесные, товарищ гвардии майор. Теперь фриц не убежит.

— Почему?

— Негде ему, прохвосту, прятаться: равнина голая, как барабан.

— Так и тебя же он рассмотрит хорошенько.

— Черта с два! — Разведчик загадочно подмигнул.

— Тогда в добрый путь!

О своем намерении Сережа рассказал Добриченко.

Командир роты одобрил замысел: удобнейшей засады, чем танк, не было, и фашист непременно воспользуется подбитой машиной. В любом случае Фролову следует засесть в танк с вечера и ожидать «гостя» на месте.

— Я тоже так думал. — Сережа доверчиво посмотрел на лейтенанта.

— А если он совсем не придет? — потер переносицу Добриченко.

— Тогда я останусь там на день. Только стрелять буду, конечно, в немцев…

При других обстоятельствах Добриченко рассмеялся бы от такого «объяснения», но сейчас он промолчал.

— Ты бы поспал, — сокрушенно вздохнул Добриченко, отдавая Сереже свой пистолет. — Возьми на всякий случай. В тесноте с ним удобнее.

— Слушаюсь! — козырнул разведчик.

— Желаю удачи! — Лейтенант подсадил Фролова на бруствер. — Я буду ждать.

Пока Добриченко с помощью кода докладывал начальнику разведки об этих проводах, Фролов тихонечко подползал к молчаливому танку. За несколько метров от бронированного чудовища он распластался на земле, вытер со лба пот и уткнулся в тепло согнутого локтя. Прислушался: слышны были только звонкие удары собственного сердца. «Ишь как молотит. Неужели это страх?»

В небо протянулись хрупкие хвостики немецких ракет. Фролов подождал, пока угаснет их мертвый блеск, и стал взбираться на влажную броню. Неожиданно ему послышалось хриплое дыхание. Но встревожился он зря: это потрескивала раскаленная щедрым июльским солнцем краска. Успокоившись, разведчик осторожно взялся за ручку откинутой крышки и заглянул в люк. Внутри танка было темно и тихо. Оттуда шел сладковатый запах запекшейся крови. Сережа еще раз прислушался, положил на броню карабин и полез в черную яму. Правая ступня коснулась чего-то мягкого. Фролов резко отдернул ее. Тело сразу стало невесомым, мелко-мелко задрожало правое веко. Разведчик, пересилив себя, опустил ногу немного в сторону и нащупал стальное днище. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом на ощупь отыскал сиденье водителя и осторожно сел. Двигаться не осмелился: немцы могли заминировать танк.

Темень сгущалась. Даже осветительные ракеты не надолго прорывали сплошной мрак. В воздухе нависла густая духота, словно перед грозой. «Досада! Так и буду сидеть слепым кротом. Теперь сможет выручить только слух… А что же это мягкое?» Сервиса не хотел рисковать, по любопытство взяло верх — рука непроизвольно потянулась вперед. Мягкий предмет, что так напугал солдата, оказался сложенным матрацем. «Неужели это он подготовил? Хозяйственный. Ну ладно! Хватит подергиваться…» — успокоил себя Фролов и устроился так, чтоб удобнее было наблюдать за люками водителя и командира машины. Башенный люк его не беспокоил: с какой стати немец начнет взбираться на башню за двести метров от нашего боевого охранения?

Голова отяжелела, все меньше звуков улавливал слух. Прогоняя навязчивый сон, Фролов припоминал заученные когда-то стихи, больно кусал руку. Однако усталость слепляла глаза. А ночь, как нарочно, не спешила. Она, изменница, прислуживала фашистскому снайперу…

Гитлеровец залез на танк неслышно. Когда он склонился над люком, из-за туч несмело выглянула лупа, и Фролов отчетливо увидел его грудь. От неожиданности у Сережи остановилось дыхание. Снайпер откинулся назад и спрыгнул на сиденье командира танка. Рукояткой пистолета Сережа ударил его по голове, потом подхватил бесчувственного немца и положил на матрац. Быстрым движением выдернул пояс из маскировочной рубашки, скрутил гитлеровцу руки и, разжав ему зубы, втиснул кляп.

Сергей быстро наметил план действий. Он поставил немца на ноги, подпер его плечом, потом вытолкнул наверх. Подтянувшись на руках, разведчик оказался на лобовой броне, скользнул по покатой плите на землю. Потом нацепил гитлеровцу на спину трофейную винтовку, собственный карабин, положил пленного на себя и пополз к своим.

Гитлеровец оказался значительно тяжелее, чем можно было предполагать. Он крепко прижимал разведчика к земле. Сережа вдоволь «наелся» травы и пыли. Немцы время от времени постреливали трассирующими пулями. Шальные «мухи» жужжали совсем рядом. Но Фролову было безразлично: во-первых, фашисты стреляли наугад; во-вторых, пленный был падежным прикрытием.

Перед окопами нашего боевого охранения из-под земли донесся приглушенный голос:

— Стой! Пароль!

— Победа!

К Сереже бросились две тени.

— Клади его на плащ-палатку. Небось намучился. Крупный экземпляр, — бормотал тот самый голос, что запрашивал пароль. — Давай поможем разведчику.

Фролов охотно свалил свою ношу на постеленный брезент. Втроем они быстро дотянули пленного к основным окопам. Здесь их встретили Добриченко, Воронов, Спиридонов и Сомов. Сибиряк обыскал немца и отдал документы командиру роты.

— Ну и влепил ты ему здорово, Сергей! — удивился Спиридонов, выплескивая на лицо фашиста третью флягу. — Не иначе, как с перепугу!

Словно услышав едкую реплику Спиридонова, снайпер открыл один глаз. Фролов наклонился и вытянул кляп.

— Glauben sie mir… (Поверьте мне…) Я не снайпер!

Лицо Добриченко перекосилось от злости.

— А это что? — Тонкий палец лейтенанта побежал между двумя строчками в солдатской книжке: офицеров — 22, солдат — 76.

Гитлеровец упал на колени:

— Герр лейтенант, пощадите. У меня есть дети…

И тогда впервые за всю войну Добриченко изменила выдержка. Острый подбородок необычно задрожал, из груди лейтенанта вырвался стон и поднялся до надрывно высокой ноты:

— У него есть дети!.. А у этих девяноста восьми, — ротный махнул снайперской книжкой, — не было?.. Не было детей?.. И матерей? И невест?

Добриченко закусил белую как мел нижнюю губу и выхватил пистолет. Майор всем телом навалился на его руку:

— Павло, ты с ума сошел!

Лейтенант вырвал руку с такой силой, что Воронов отлетел метра на четыре. Добриченко шагнул к побледневшему гитлеровцу, но, овладев собой, остановился.

— Отправить в штаб, — уже вполне спокойно приказал лейтенант Сереже. — Пускай допрашивает его Сорокин…

В тот же вечер майор Воронов написал письмо Сережиной матери. Хотелось рассказать ей о сыне, о том, что за мужество и отвагу он представлен к правительственной награде — ордену Красной Звезды.

Указ Президиума Верховного Совета СССР мы прочитали за Вислой. Но Сережи уже не было.

Он погиб на сандомирском плацдарме.

…Почти столетие охранял покой польского села Некрасов могучий вяз. Вершина его, правда, усохла, но крепкие плечи — могучие ветви — каждую весну покрывались новыми листьями, давая живительную тень уставшим пешеходам. Той ночью дерево, охваченное пламенем, словно огромный факел, устремилось в небо. Подпрыгивающий огонь достигал свежих развалин католической каплицы. Там, опершись коленом на каменную плиту, стрелял и стрелял раненный во время переправы Фролов. Враги окружили бойца со всех сторон и постепенно сужали кольцо. Они подкрадывались без единого выстрела: ведь за живого советского разведчика генерал Фальк собственноручно выплачивал двадцать пять тысяч марок.

Сережа сознательно выпустил последнюю пулю: у него еще была противотанковая граната. Он повернулся лицом к развалинам, отодвинул предохранитель и спрятал руки за спину.

— Рус Иван, сдавайся! — горланили на разные голоса обнаглевшие фрицы.

Фролов молчал. Возможно, он мысленно прощался со своей суетливо-нежной матерью… А может, увидел златокосую подмосковную березку. Кто знает?..

Гитлеровцы приближались боязливо, словно под ногами у них была коварная трясина. Кровавое пламя вяза бросало угрюмые тени на заостренные лица, на хищные улыбки. Десять метров, семь, пять…

— Берите! — Выдернув чеку, Сергей закрыл лицо рукой.

Но теперь беречь глаза ему не было нужды. Он опустил руку в то мгновение, когда рядом с догорающим вязом вспыхнул другой не менее мощный и яркий факел. Ослепительная огненная грива рванулась высоко-высоко вверх, словно хотела, чтоб маленькую фигуру разведчика было видно всему миру.

Боевые товарищи похоронили Сережу под старой вербой на самом берегу Вислы.

…Вот почему однополчане погибшего не могут нынче без слез слышать задушевной песни:

В полях за Вислой сонной

Лежат в земле сырой

Сережка с Малой Бронной

И Витька — с Моховой…