Вторую неделю свирепствовала над Одессой гитлеровская авиация. Вражеские бомбардировщики кружились в задымленном небе. Бомбы отрывались от самолетов медленно и, набирая скорость, с пронзительным свистом стремительно неслись к земле.
С борта катера, облепленного беженцами, семнадцатилетний Женя Горелик смотрел затуманенными глазами на разрушенный родной город. Слезы застилали глаза: здесь оставалась мать.
В открытом море обнаглевшие «мессершмитты» с бреющего полета расстреливали маленький катер с перепуганными людьми. Суденышко, выдержав несколько налетов, продолжало скользить по взлохмаченным пенистым волнам. Во время последнего, особенно ожесточенного налета горящий катер потерял управление. Долго блуждал он по разбушевавшимся волнам, пока не доставил партию едва живых людей в Новороссийск. Здесь Женя три дня обивал пороги военкомата и все-таки добился своего: его зачислили в запасной полк.
После ускоренной солдатской выучки новобранцы прибыли на фронт. Остриженных ребят привели в штаб дивизии и разрешили отдохнуть.
— Вот здесь, пересмешник одесский, и решится твоя участь! — толкнул Женю локтем толстый, как дельфин, сосед в кургузой шинельке.
— Я свою судьбу сам решил: пойду в разведку! — серьезно заявил Горелик.
— В разведке такие болтуны не нужны. Там больше молчаливых, самостоятельных ребят уважают. Вот видишь, целый час нас рассматривает…
— Тише, мешок с суперфосфатом! — Женя повернул голову туда, куда показал толстяк.
Возле здания, в котором расположился штаб, лежала ребристая железная бочка. На ней, по-детски болтая ногами, сидел совсем молодой офицер в зеленом маскировочном костюме, туго перетянутом широким поясом с кобурой. Из-под новенькой габардиновой пилотки небрежно свисала прядь рыжеватых волос. «Вот это разведчик», — с завистью подумал Женя.
Раздалась команда «Смирно». С крыльца сошел худенький полковник, посмотрел на новобранцев добрыми близорукими глазами, поздоровался и разрешил стоять «Вольно». Густой, бархатный голос как-то не сочетался с его внешностью.
— Солдаты! Сегодня вы вступаете в нашу боевую гвардейскую семью. Пускай станет родным для вас и боевое красное знамя, и горький солдатский труд, и великая слава подвига. Будьте храбры — вы сражаетесь за Отчизну! Будьте осторожны — у Родины нет ничего дороже, чем вы!
Полковник взволнованно коснулся рукой фуражки и добавил:
— А сейчас, сынки, познакомьтесь со своими командирами.
Первым приблизился к новичкам офицер в маскировочном костюме. Слегка прихрамывая, он миновал несколько солдат и остановился перед Женей.
— Ну и одежда же у вас залихватская. Откуда ни глянь — франт! — в серых глазах офицера заиграла ехидная улыбка.
Женя критически осмотрел свою длинную шинель со множеством заплат разного калибра, огромные стоптанные башмаки и совсем смутился.
— Как фамилия?
— Так бы сказать, рядовой Горелик. Очень хочется в разведку.
— Без «так бы сказать». Просто — рядовой Горелик. Почему вас привлекает разведка?
— Мечтаю обеспечить фашистам желтую жизнь в черных крестиках, — осмелел Горелик.
— Убедительно, — иронически улыбнулся лейтенант Добриченко. — Что вы можете делать?
— Бегаю, как гепард, прыгаю, как футбольный мяч, плаваю, как скумбрия. Несколько дней могу прожить без еды, на одних анекдотах… Возьмите, пожалуйста. — Женя умоляюще посмотрел на лейтенанта. — Не пожалеете. Чтоб я так жил!
Добриченко колебался. Потом, как показалось Жене, безнадежно махнул рукой и велел получить оружие у ротного старшины.
— Этот пакет вы, Горелик, доставите в штаб армии к двадцати четырем ноль-ноль. — Добриченко разъяснял задание коротко, спокойно. — Штаб находится отсюда в десяти километрах, но добираться туда после вчерашней метели нелегко. Мотоцикл не пройдет. Лыж нет. Придется идти пешком. Ну — в путь!
— Слушаюсь, товарищ гвардии лейтенант!
…Дорога, обозначенная двумя рядами горбатых белых
сугробов, исчезала в лесу. Постепенно ветер утих, и стало слышно, как под юфтовыми сапогами скрипит упругий январский снег. Это поскрипывание приободрило Женю. Разговорчивый и жизнерадостный, как и все одесситы, он даже замурлыкал себе под нос популярпую песенку о родном городе.
Лесу, казалось, не будет ни конца, ни края. Горелик уже где-то видел эти могучие сосны с позолоченными предвечерним солнцем стволами и темно-зелеными кронами. Кое-где над дорогой опускали свои узловатые ветки старые дубы. Возможно, такие красавцы деревья приветливым шумом звали когда-то пятиклассника Женю в загадочные дебри Уссурийского края — к потомкам доброго и мужественного Дерсу Узала. А может, они ласково кивали мечтательному мальчику с волшебных полотен Шишкина…
Тревожный крик филина вернул разведчика к действительности. Жене сразу стало не по себе: показалось, что на него кто-то враждебно уставился из-за дуба. Он осторожно приблизился к дереву — там никого не было. Тогда солдат быстро обернулся и в темном проеме между двумя высокими сугробами заметил шесть пар фиолетово-зеленых точек. Огни исчезли за сугробом, потом снова вспыхнули — близко-близко.
«Волки!» — мелькнула в голове страшная мысль. Женя едва успел выхватить из расстегнутой кобуры пистолет, как на пего бросился громадный волчище. Прямо в лицо ударил гадкий запах из волчьей пасти. Лязгнули желтые клыки, крепкие челюсти сошлись на стволе пистолета. Горелик выстрелил в упор. Едва он отбросил убитого зверя, как на него прыгнул второй волк, поджарый, со всклокоченной шерстью. Женя что было силы ударил его ногой. Хищник уткнулся мордой в снег, задергал лапами. Горелик, почти не целясь, выстрелил еще раз и одним прыжком достиг придорожного дуба. Сунув пистолет за пазуху, обеими руками схватился за сук, проворно закинул ногу и взобрался на дерево.
Очутившись в безопасности, Женя подумал, что его пальбу, вероятно, уже услышали свои и скоро придут на помощь. К тому ж от всеведущего охотника Сомова он слышал, что волки не брезгают даже убитыми сородичами: съедят застреленного и разбегутся.
Радость Жени была преждевременной. Третий волк со взъерошенной шерстью, оскалившись, бросился на дерево, стараясь схватить солдата за ногу. На дубовой коре острые когти оставили несколько четких линий. Горелик тщательно прицелился в хищника. Грянул выстрел, и пуля встретила пружинистое волчье тело в воздухе.
Хищники, поджав хвосты, отбежали метров на тридцать и уселись на снегу. Сначала из вытянутых вверх морд вылетело глухое рычание, странные гортанные звуки. Потом они плавно перешли в тоскливое вытье. Жене стало страшно. Он выстрелил еще и еще. Волки одновременно отскочили, а затем снова сели недалеко друг от друга. «Ничего, посидят и уберутся, — утешал себя Женя. — К чему мне такой почетный эскорт на всю ночь!»
Задымила козья ножка. «Все-таки, — думал Горелик, с наслаждением затягиваясь, — лучше иметь дело с матерыми волками, нежели с гитлеровцами». После перекура разведчик устроился удобнее, вставил в пистолет запасную обойму. К несчастью, ни одна из выпущенных четырех пуль не попала в цель. «Нервы, как у истерички! — горячился Горелик. — Надо немедленно успокоиться».
Маленькая стрелка на светящемся циферблате ручных часов показывала, что Горелик провел в осаде около двух часов. Мороз больно щипал пальцы рук и ног. «Сколько может длиться эта птичья жизнь!» — проворчал разведчик, растирая закоченевшие пальцы. В который раз он глянул на серых. Они все так же сидели треугольником, мордами друг к другу. Жене хорошо были видны пылающие угольки глаз и оскаленные клыки.
«Наверное, проводят совещание, как быстрее из меня сделать бифштексы по-волчьи… А что — и разорвут вот так, и пропадешь ни за понюшку табака, чертовы людоеды!» — растирая уши, подумал солдат.
Надо было действовать. Горелик достал пистолет и, притворившись, что хочет спрыгнуть с дуба, сильно заболтал ногами. Хищники и мордами не повели. Тогда он еще раз попытался прогнать их выстрелами. Уложил наповал головастого волка. Следующие пули просвистели рядом с волчьими мордами, но звери даже не шелохнулись. Женя сломал увесистый сук и бросил: острые клыки впились в палку…
Горелика охватило отчаяние: приближалась полночь… Сейчас, наверное, в штабе ждут последних сообщений. Без этих сведений о фашистах нельзя правильно оценить обстановку, наметить завтрашние действия. Из-за каких-то волков гитлеровцы снова смогут полезть на восток… На лбу Горелика, несмотря на двадцатиградусный мороз, выступил пот.
И Женя отважился. Вынул из пистолета обойму — в ней бледно отсвечивал последний патрон. «Разве это боезапас? Сплошные слезы!» — вздохнул Горелик и не спеша вытянул из-за голенища финский нож. Посмотрев на острое лезвие, потер его о полушубок. Затем разорвал индивидуальный пакет, поднял воротник и забинтовал шею поверх меха.
Первые движения вниз казались невероятно трудными. Horn, словно налитые свинцом, упирались в каждый сучок, цеплялись за каждую неровность. Это были непослушные, совсем чужие ноги. Чтобы приободриться, Горелик попытался запеть. Голоса не было. Вместо пения послышалось только громкое щелканье зубов.
Оцепеневшие руки, державшиеся за сучок, казалось, не разжимались целую вечность. «Эх, как говорят в Одессе, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным!» Пальцы выпустили сук, и в это время Женя увидел, как три серых хищника понеслись к нему. Горелик выстрелил и спрятал пистолет за пазуху. Едва он перебросил нож в правую руку, как ощетинившийся огромный волк, обогнав других, споткнулся передними лапами, проехал острой мордою по снегу и вытянулся во всю длину. Взъерошенный волк, перепрыгнув через мертвого зверя, бросился на грудь разведчика. Горелик сильно размахнулся и ударил хищника ножом в живот — снизу вверх. Зверь с распоротым брюхом свалился в снег. Третий волк сбил Женю с ног, вцепился желтыми клыками в шею…
В это мгновение из глубины леса раздался спасительный выстрел. Это шел Иван Сомов. Крепкий солдат: не пожалела природа силенки для сибирского охотника. Щедро одарила! Рассказывали, что он под Купянском железною кочергою связал «языку» руки. Прочная кочерга, в палец толщиной, а он еще и узел скрутил.
Кто-то стянул с Жени убитого волка, помог встать.
Горелик хрипловато кашлянул, облизал языком сухие губы.
— Какими судьбами ты сюда забрел, Федотыч? — узнал он Сомова.
— Лейтенант приказал тебя встретить. Я подался лесом напрямик. Вижу — волчьи следы. Определил: свадьбу справляли. В такой период пм не попадайся… Покажи-ка шею!
— Некогда… Пакет ведь срочный…
Сомов ловко перерезал бинт, расстегнул воротник полушубка Горелика:
— Ничего, поцарапали малость. Сейчас перевяжем, — он полез в карман за индивидуальным пакетом. — А ты, Женька, — солдат правильный… Не каждый сибиряк выйдет один против шестерых волков, говорю тебе честно. Только запомни: в такой ситуации надо брать сначала наименьшего, загнанного зверя. Ведь это — волчица! Убьешь ее — все самцы мигом разбегутся. Понял?
