Ни пытки, ни издевательства фашистских варваров не ослабляют стойкости советских людей

Неслыханные насилия чинят над польским населением в захваченных городах и селах гитлеровские бандиты. Вырвавшиеся из фашистского ада беженцы с ужасом рассказывают о диких расправах над женщинами, стариками и детьми, о массовом истреблении поляков.

Участник одного из партизанских отрядов, действующих в районе Л. (Западная Украина), товарищ М. сообщил следующее:

— Злодеяния средневековых инкивизиторов и садистов бледнеют перед теми ужасами, которые принесли польскому народу фашистские орды. Ворвавшись в Л., немцы согнали на небольшую площадь всех, кто не успел скрыться. Под дулами пулеметов, установленных на мотоциклах и танкетках, фашисты потребовали выдачи коммунистов и работников советских органов. Напрасны были угрозы. Все молчали. Не добившись ничего угрозами, пьяный фашистский офицер с железным крестом на груди на ломаном русском языке стал объяснять, что, мол, немцы борются за культуру, за цивилизацию.

Из толпы выбежал старик с криком:

— Знаем мы вашу культуру, испытали ее на своих спинах в Варшаве и Кракове!

Он бросился к офицеру и плюнул в его испитое, красное от алкоголя лицо. Старик тут же на месте был расстрелян.

Местный лавочник оказался провокатором и немецким шпионом. Узнав от него, что старик по национальности поляк и что двое его сыновей ушли с партизанским отрядом, офицер бросился к толпе со сжатыми кулаками, истошно крича:

— Поляки будут знать меня!

Обращаясь к жителям местечка Л., он скомандовал:

— Поляки, два шага вперед!

Вначале вышло вперед несколько женщин и стариков, а затем все жители, собравшиеся на площади, — украинцы и русские. Это еще более взбесило пьяную банду.

Раздалась команда на немецком языке, и в безоружную толпу посыпался град пуль. Обезумевшие от ужаса женщины и дети разбегались во все стороны. Их преследовали озверевшие гитлеровские солдаты. Площадь была устлана трупами. Четырнадцатилетнюю девочку, забравшуюся в ужасе на дерево, унтер-офицер снял выстрелом из пистолета. Нескольких детей изверги закололи штыками на глазах у их матерей.

Вскоре немцы занялись грабежом магазинов и общественных организаций.

Я наблюдал все это с чердака одного из домов, имея задание командования партизанского отряда разведать силы врага. Кровь стыла у меня в жилах, все в груди клокотало от ненависти и гнева. Хотелось броситься на бандитов, но меня сдерживали приказ и чувство долга перед отрядом. Когда я пробирался к своим, меня остановил немецкий патруль.

— Большевик? — спросил унтер-офицер.

Я молчал.

— Поляк? — послышался снова вопрос.

— Поляк, — ответил я.

— Связать его, — раздалась команда.

Связанного и раздетого, привели меня в дом, где помещался прежде сельсовет. В одной из комнат сидело несколько офицеров. Перед ними на столе стояли пустые бутылки из-под рома и коньяка. Как потом выяснилось, это были палачи из гестапо.

— Ну, будешь ты отвечать, где спрятаны большевики? — на польском языке обратился ко мне один из них.

Я ответил, что большевики никогда не прячутся, что они сражаются до последнего вздоха со своими врагами и никогда не предают своих товарищей.

Не успел я это сказать, как почувствовал удар чем — то тяжелым по голове. У меня потемнело в глазах, и я потерял сознание.

Когда я очнулся, в комнате перед столом стояли три человека из местного населения. Я узнал их — это были поляки. Один из них — настройщик пианино, два других работали в хлебопекарне. По их лицам обильно струилась кровь.

— Расстреляю!.. — неистово кричал один из офицеров.

Он допытывался, где находится партизанский отряд и кто из местного населения снабжает его продуктами. Все трое молчали. Тогда произошло нечто ужасное. Скомкав газету, палач поджег ее и поднес пламя прямо к лицу настройщика. Раздался дикий, нечеловеческий крик. На несчастной жертве загорелись борода и волосы. Человек упал без сознания. Пытки и издевательства продолжались несколько часов. Обессиленных, измученных, нас поместили в сарае пожарной команды. Мысль о побеге не покидала меня ни на минуту. Под утро я попросил одного из солдат принести воды, и когда тот принес, мы сообща повалили его на пол, оглушили лежавшим в углу кирпичом и бросились бежать. Вдогонку нам раздались беспорядочные выстрелы. Два моих товарища были убиты, а мне и еще одному — рабочему хлебопекарни — удалось убежать. Я чувствовал острую боль в руке — был ранен. Остаток ночи мы провели в небольшой часовне на кладбище.

Утром мы отчетливо услышали выстрелы. Они приближались. Издали доносились крики «ура» — самое страшное для немцев. В местечко ворвался наш партизанский отряд. Застигнутые врасплох немцы были уничтожены. Вооружение отряда пополнилось новенькими автоматами, ящиками боеприпасов, пятнадцатью мотоциклами и двумя танкетками.

Радости жителей не было предела. Партизан целовали, обнимали, угощали молоком, салом, фруктами. Со слезами на глазах рассказывали жители об издевательствах немцев. За три дня пребывания фашистов в местечке были убиты шестьдесят три человека, из них пятьдесят поляков.

Над свежей могилой своих матерей, жен и детей партизаны и все жители местечка заявили:

— Невинная кровь призывает к мщению. До последних сил мы будем биться с озверелыми бандитами. Уничтожим фашистского зверя. Победа недалека!